Андрэ Нортон - Драконова магия [Операция «Поиск во времени». Драконова магия]
А если так, не пало ли на Шеркарера проклятие, потому что он помогал доставить это чудовище в Напату? Но ведь он всё-таки действовал по приказам, и это были приказы Величайшей, Дочери Апедемека, Львицы Земли.
Его губы тихо зашевелились, хотя он не произносил вслух молитву, которую слышат каждое утро при восходе солнца:
«О, Апедемек, Напаты властитель,
Лев Юга, великий, могучий и сильный.
О прекрасный Бог, для нубийцев ты —
Самый лучший защитник,
И ни Небе, ни на Земле ты не будешь лишнем».
— Эй ты, чёрный, вниз!
Всегда готовый к удару бич хлестнул по плечам Шеркарера, возвращая его к безрадостному настоящему. Рабы, которые тянули завешенную циновкой клетку с ло, лежали лицом вниз на пристани. Другие, рождённые свободными, упали на колени, скрестив руки на груди и склонив головы.
Послышался звук рожков. Приближалась какая-то процессия.
Бич болезненно ударил по плечам Шеркарера.
— Вниз, раб. Не тебе смотреть на Казначея Великого Повелителя!
Шеркарер опустился на колени. Иначе его бы избили до потери сознания, что он уже познал, когда захватившие его люди в первый раз показали ему свою волю.
У крестьян была поговорка: крыса не может обращаться к коту ни по какому делу. Однако верно также и то, что даже хотя луна и движется очень медленно, она всё же пересечёт небо. Тот, кто сегодня держит в руках кнут, завтра может тщетно шарить пальцами в поисках кнутовища.
Он встанет на колени, однако им не заставить его опустить тело на кирпичи, как эти изнурённые от тяжкого труда рабы. И, наверное, они не решились наказывать его в присутствии повелителя: больше ударов кнута не последовало.
Во время этого долгого путешествия из Напаты нубиец уже неплохо узнал новый для него язык, чтобы понимать большую часть того, что ему говорили. Однако быстрая речь произносимых нараспев слов, которую он сейчас слышал, оказалась для него ничего не значащей болтовнёй. Сначала твёрдой походкой подошли стражники, одетые в чешуйчатые доспехи, и их длинные вьющиеся бороды как бы образовывали на груди ещё один нагрудник.
Вслед за ними приблизилась колесница с возницей и пассажиром в сопровождении молодых людей в роскошных одеждах, которые шагали пешком сбоку от неё. Шеркарер искоса бросил взгляд на колесницу: он всё же склонил свою голову. Человека, ехавшего в колеснице, обмахивали двумя опахалами из перьев.
Его сложение отнюдь не походило на прекрасную фигуру воина. Скорее он был невысокого роста и толстоват, так что даже живот немного выдавался вперёд, холмиком выпирая из-под богатого одеяния. Его борода была тщательно расчёсана и сверкала от масла, как и длинные локоны, ниспадавшие на плечи, их удерживал широкий золотой обруч. Одеяние его было жёлтого цвета, поверх него — похожий на шаль красный плащ, крепившийся на одном плече брошью со вставленным в неё сверкающим самоцветом.
— Сто жизней возлюбленному Повелителя! — эти слова Шеркарер смог разобрать. — Долгой жизни Асфезаа, любимцу Мардека!
Стражники вытянулись в линию, когда колесница замедлила ход, а молодые люди, шагавшие пешком сбоку от неё, сошлись в одну группу. Асфезаа, Казначей, даже не пошевелился, однако возница поднял хлыст, чтобы величественно поманить к себе.
Торговец Ча-паз на корточках, не поднимаясь на ноги, направился вперёд. Молодые люди освободили ему дорогу, когда он таким вот раболепствующим образом подполз к одному боку колесницы, где возница отдал какой-то приказ.
Ча-паз точно так же неуклюже попятился назад и махнул рукой своему человеку, который следил за рабами. Этот надсмотрщик тоже на четвереньках подполз к завешенной клетке и начал приподнимать края циновки одновременно с помощниками, находившимися у противоположной стороны клетки.
Циновка заскрипела, сморщившись в складках, когда они приподнимали её. От ло волнами расходился сильный смрад, а когда лучи солнца проникли в клетку, раздался странный звук, ло был созданием ночи и ненавидел как свет, так и жару.
Тёмная фигура задвигалась, начала биться о клетку, ударяя головой с рогом о тройные прутья. Рабы встревоженно закричали, оторвав лица от земли, на которой они распростёрлись перед церемонией. И стражники подняли вверх их острые копья, приготовившись пустить их в действие, словно боялись, что чудовище вырвется на свободу.
Даже их господин передвинулся чуть дальше, не сводя глаз с пленённого существа перед собой. А потом, после второго знака от возницы, циновка упала на прежнее место, и её тщательно привязали снизу. Ча-паза снова подозвали ближе.
В этот раз говорил Асфезаа, хотя он и не повернул голову, чтобы посмотреть на человека, с таким раболепием ожидавшего его слов. А тот торопливо отскочил на корточках назад, чтобы не быть раздавленным и растоптанным колесницей, стражниками и остальной процессией, которая направлялась отсюда в сторону города, поскольку это была пристань, обслуживающая крепость, о чём Шеркарер уже знал. В этом краю крепость защищала своих купцов, торгующих здесь, и их домов было столь же много, как и в любом другом большом нубийском городе.
Тотчас бичи надсмотрщиков снова защёлкали, и клетка на повозке медленно тронулась в путь. Шеркарер вскочил на ноги. Между его лодыжками проходил бронзовый стержень, чтобы он мог идти, лишь ковыляя, а кисти стягивала верёвка.
— Эй, ты, отродье развопившегося шакала! — хлыст, направленный опытной рукой, скользнул по плечам, уже ослабевшим от такого обращения. — Шевелись!
Понукаемый таким образом, Шеркарер присоединился к процессии, шагая впереди громоздкой клетки. От жары вонь от неё стала ещё сильнее, распространяя вокруг себя облако смрада. Ча-паз, уже поднявшийся на нош, шёл горделиво и с важностью, словно никогда перед этим и не раболепствовал перед своим господином. Другие рабы несли деревянные и металлические сундуки, некоторые из них, как признал Шеркарер, были частью добычи из Напаты. Позолоченная статуя с бараньей головой Амон-Ра и инкрустированный сундук — их могли забрать только из дворца фараона.
Рабы, нёсшие добычу, не были нубийцами. Шеркарер лишь один был здесь из Нубии, и это унижало его так же, словно он ползал на животе перед этими белокожими. Он, Королевского Рода, который украшает символ Змеи, такой же раб, как и эти! Он — вроде одного из львов в замке Апедемека, захваченных торжествующим врагом.
Шеркарер вздрогнул от такой мысли. Как посмел он, тот, кто потерпел неудачу перед Великим Богом, кто не умер доблестно в сражении, но лишь стал рабом, сравнить себя со слугами Апедемека? Подобные мысли могут вызвать ещё более сильный гнев Бога-Льва! К Шеркареру на память пришли другие слова из утреннего гимна:
